Примечание:

— этот рассказ уже публиковался когда-то в несколько ином месте и, как водится в кругах некоторых сайтов, был по многим местам автоматически раскопирован. Здесь, однако, имеет место чуть изменённая его версия — и в данном случае рассказ этот служит лишь прологом к новому циклу.

ВЗАМЕН УВЕРТЮРЫ

— Итак, с какой целью вы пожелали увидеть меня у крыльца этой скромной беседки в столь поздний назначенный вами час?

Он, сэр Уильям Эрнест Гарольд Тейлор, уроженец тысяча восемьсот пятьдесят четвёртого года, шестой законорожденный принц линии Тейлоров и представитель побочной ветви дома Виндзоров, действительно был весьма заинтересован скрытыми пружинами процессов, привёдших его к этой беседке.

Заинтересован — не то слово.

Заинтригован.

Знакомство его с юной леди Алисой — превосходившей, впрочем, в годах на пару лет ещё не покинувшего формально зыбкую грань отрочества самого принца — состоялось несколькими часами тому ранее при обстоятельствах, которые почти кто угодно поименовал бы не вполне скромными.

Взгляд его упал на неё во время случайной встречи по возвращении с традиционной прогулки по фамильному парку после занятий в училище, что проистекало как из естественного интереса студиозуса мужественного пола к отдельно учащимся представителям прекрасной половины — пусть принц пока лишь туманно себе представлял подоплёку и смысл подобного? — так и из бросившегося ему в глаза крайне неуместного одеяния встреченной незнакомки.

Подол розового лёгкого платьица был столь кратким, что, казалось, при беспечной ходьбе или при случайном порыве ветра может вот-вот открыть колени.

Уильям даже отвёл взгляд в сторону, ощущая некое волнение.

Гувернантка, как показалось принцу, была в глубине души ошеломлена едва ли не сильнее его бесстыдным одеянием незнакомки, но сумела скрыть сие; как он слышал когда-то, представительниц их призвания специально учат не показывать своих чувств в тех случаях, когда это способно лишь причинить вред. Как ни в чём не бывало она невозмутимо представила принца и леди друг другу; тут-то Уильям и узнал имя странной девушки.

Алиса не менее невозмутимо протянула руку для поцелуя и даже сделала книксен, кажется, нисколько не смутившись тому, что взгляд принца при этом совсем непроизвольно скользнул в сторону её полунагих ног.

Произнеся вполголоса с полагающейся скромностью полагающиеся при знакомстве слова, шёпотом она в те же мгновения — втайне от известной своей глуховатостью гувернантки — добавила ещё несколько слов.

Назначая место и время будущей встречи.

Мог ли принц Уильям отказаться? Это не соответствовало бы правилам поведения рыцаря и джентльмена. Кроме того, мысль о встрече вызывала в нём некое неизъяснимое волнение.

Теперь, однако, его волновала мысль о неизвестных потаённых мотивах встречи.

— Во время нашей первой встречи мне показалось, что часть Вашего ума отвлечена и словно бы ввергнута в смущение чем-то, — мелодично и нараспев произнесла Алиса, не отводя от Уильяма взгляд своих кристально чистых голубых глаз. — По некотором размышлении мне как будто удалось догадаться, что послужило для Вас истоком стеснения, хотя для полной уверенности мне не хватает открытого прямого ответа из Ваших уст.

Уильям моргнул поражённо, слова не так давно встреченной им собеседницы вплетались в сознание с запозданием, сеть куртуазнейших оборотов не сразу могла усвоиться его разумом. Ну а эти высокопарные интонации, подчёркивание своим голосом едва ли не каждого местоимения?

Принц не так много видывал в жизни людей, что использовали бы это хотя бы в письменной речи, Алиса же даже устную речь свою строила так, словно каждое «Вы» в её ротике рождалось написанным прописью.

— Прошу Вас открыть мне его, развеять недоумение, чем Вы внесли бы покой в мою душу и сняли терзающее меня уже полчаса лёгкое чувство неловкости, — прижала театрально Алиса на долю мгновения к своей груди руки. — Скажите, суть же ведь в стиле моего одеяния?

Уильям почувствовал себя немного неловко.

— Вы правы, сударыня. — В растерянности он назвал её обращением, обычно применяемым к женщине из простого народа, при том что собеседница его как будто принадлежала к дворянскому роду. — Видите ли...

— Я так и думала, — с сожалением выдохнула Алиса, перебив принца на полуслове. — Дело в его длине, не так ли?

Пальцы её левой руки пробежали сверху вниз по розовой ткани платья до самого его края.

— Я вынуждена Вам признаться кое в чём, Ваше Высочество, если Вы обещаете мне воздержаться от смеха. Дело в том, что значительная часть моего детства была проведена мною в краях, хотя формально лежащих под властью Британской короны, но реально едва ли могущих быть причисленными к сюзеренитету какого бы то ни было обычного общественного устройства. Принятые в тех краях обычаи столь диковинны и столь отличны от всего известного нам в качестве установленного порядка вещей, что даже малой части рассказанного мною о моём пребывании в тех невероятных краях одному математику более чем хватило, чтобы снискать известность великого сказочника.

— Вы... хотите сказать... — Принц Уильям с неписаными усилиями сложил воедино два и два. — Сэр Чарльз — Ваш знакомый?

Он попытался в меру усилий своих использовать то же интонационное выделение местоимения «Вы», хотя не мог быть уверен в успешности этого. Алиса играючись приложила палец правой руки к губам.

— Я Вас умоляю. Вы даже не представляете, на сколько вопросов мне приходится отвечать в связи с этим.

Улыбка сама раздвинула губы принца.

Ему вспомнились изменения в лицах и голосах окружающих, неизменно происходящие при введении их в известность о его статусе в королевском доме.

— Обещаю не мучить Вас.

— Обещаю в свой черёд ответить взаимностью и не подвергать мучениям Вас, — согласно улыбнулась Алиса. — Правда, для этого не мешало бы окончательно прояснить вопрос со столь смущающим Вас платьем.

Пальчики её левой руки чуть потеребили край упомянутого предмета одежды, отчего принц стал невольно терять нить беседы.

— Я, в действительности, так плохо ориентируюсь в иных обычаях своей родины, что подчас ощущаю себя иностранкой в родной стране.

Алиса сжала большой и указательный пальцы вокруг складчатого края платья, словно заключая его в зажим.

— Оно слишком коротко? Или, наоборот, слишком длинно?..

Едва лишь изреча последние слова, Алиса чуть двинула левую руку вверх, вместе с нею двинув вверх и край розового платья, обнажив колени; принц ощутил, как щёки его словно покалывает миллиард микроскопических иголочек, но не мог отвести взгляда.

— Или так тоже длина чересчур велика?..

Шагнув назад и тем вольно или невольно предоставив принцу Уильяму ещё больше обзора, Алиса грациозно коснулась краёв платья — уже обеими руками — и позволила оному одеянию задраться ещё выше, обнажая неимоверно белые бёдра, совершенство и красоту которых хоть в отчасти подобном виде ему доводилось зреть разве что на курсах античной скульптуры. Виданное ли дело, чтобы цивилизованная леди, не какая-нибудь эллинская язычница, настолько обнажила себя?

Алиса меж тем, как вдруг с изумлением обнаружил почти лишившийся дара речи принц Уильям, невозмутимо изучала его глубоким взглядом своих голубых глаз.

И явно не собиралась останавливаться.

Словно красуясь — о небесные силы, гром и молния, она ведь действительно красуется! — она приподняла ещё выше свои ладони вместе с зажатыми меж кончиков тонких пальцев краями её платья. Ещё немного — и взгляду приоткроется то, что на курсах той же античной скульптуры и аналогичных занятиях стыдливо именовалось тазовой частью тела.

— Что Вы делаете?.. — наконец обрёл дар речи Уильям.

Пальцы Алисы застыли, плотно прижатые к телу через тончайшую ткань.

Сама Алиса сделала шаг вперёд, тем с новой силой приковав взгляд принца к собственным нагим ногам.

— Вам так не нравится?

— Мне... не... то есть...

Взгляд принца блуждал, тем не менее не отступая слишком далеко от явленного ему зрелища, мысли же наотрез отказывались собираться в единое целое и изъявлять себя через речь.

Если уж совсем начистоту, он не мог со всей честностью сказать, что ему не нравится это.

Но разве эта плоскость вообще имеет значение?

— Спросите себя. — Алиса словно затягивала его вглубь себя своим манящим взглядом бездонных голубых глаз. — Спросите себя самого, забыв о наставниках, авторитетах, запретах, традициях, правилах. Обратитесь к собственным желаниям и чувствам.

Принц Уильям почему-то ощутил себя на краю пропасти...

— Вам это нравится?

Пропасть притягивала...

— Да.

Он ли это сказал? Прозвучало так сухо, совершенно без стилистических украшательств, коими старательно учили инкрустировать речь его усердные учителя.

Кровь прилила к его лицу.

— Вам бы хотелось, — тихо произнесла Алиса, не отрывая взгляда от его глаз, — чтобы я приподняла платье до самого конца? Чтобы я, — она чуть помедлила, — сняла его?

Синева её глаз отдавала бесконечностью...

— Подумай о том, чего хочешь ты сам. Только ты один. Чего не может знать или хотеть никто, кроме тебя.

...и в то же время — чем-то ведьмовским.

Уильяму вдруг вспомнилось кое-что из рассказываемых ему в детстве престарелой матушкой Агриппиной преданий об искушениях святых праведников. В силах ли простой смертный противиться искушению?

Алиса шагнула вперёд, вновь переключая внимание принца на безумно нагие ноги...

— Да, — хрипло выдохнул он.

Край пропасти перешагнуть оказалось чересчур легко.

Первое ощущение — паника.

— Я не... То есть... — Его залило краской. — В смысле, я...

Царившая прежде едва ощутимая прохлада в глубине бездонных голубых глаз неуловимо сменилась тёплой нежностью.

— Не бойся, — шепнула Алиса.

Она отступила на шаг, позволяя принцу в очередной раз получше рассмотреть себя.

— Всё правильно. Ты — х о ч е ш ь...

Как бы держа его немигающим взглядом своих колдовских синих очей, Алиса привычным движением сцепила крепче пальцы вокруг края розового одеяния и чуть сдвинула их вверх, за пределы уже достигнутых рубежей.

Ощущая, что горит заживо, словно бы уже предвкушая неизбежные за роковой чертой адские муки, он не мог отвести глаз от изумительнейших открывающихся его взгляду очертаний, от превосходящих в изяществе любую соответствующую часть любой скульптуры ягодиц, от ещё ни разу в жизни не виденных им, но почему-то странно будоражащих складочек кожи несколькими дюймами ниже нежного пупка; с запоздалым изумлением Уильям осознал, что на собеседнице его нет ни корсета, ни пижамы, ни иных обязательных атрибутов одеяния светской леди.

Край одеяния Алисы поднимался всё выше; в какой-то момент Уильям осознал — о небо — что доступной его взору снизу стала та часть дамской плоти, каковую фривольничающие кокотки — так, по крайней мере, характеризовала этих леди его гувернантка, мисс Сэндерс, — обычно выставляют на обозрение сверху через декольтированный вырез. Но принц не успел ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни даже покраснеть заново как следует; прежде чем он успел хоть что-либо подумать или ощутить, Алиса позволила краям платья задраться ещё выше — и очень естественным движением попросту сняла его через голову, встав пред ним совершенно нагой, в костюме Евы до грехопадения.

— Нравится?

Она чуть наклонила голову; глаза её блеснули. Принц невольно удивился, поймав себя на том, что даже теперь, при всей невообразимости созерцаемого им зрелища, часть его сознания продолжает уделять внимание синим глазам Алисы.

— Нравится ли тебе то, что ты видишь? — вновь шепнула она. — Мне бы хотелось, чтобы ты признал это... вслух. Большей частью для самого себя.

Она облизнула губы, не сводя с Уильяма взгляда.

Признать это вслух? Признать вслух, что ему нравится видеть Алису нагой? Он словно живой кожей ощутил жар пощёчин гувернантки, поймавшей его некогда на слишком пристальном изучении рисунков древнегреческих скульптур.

— Нравится.

Он сглотнул слюну. Сердце его, кажется, было готово разорвать изнутри грудную клетку.

— Что — нравится?

Глаза Алисы загадочно мерцали. Снова это томительное желание сигануть в пропасть с головой...

— Видеть тебя. Нагой.

Алиса чуть улыбнулась, словно поздравляя его с небольшой победой — или поздравляя себя. Сделала короткий шаг вперёд, пристально глядя ему в глаза.

— Если бы ты внимательно заглянул в себя, отвергнув всё, что закрепощает стремления, ещё тогда, когда мы только-только впервые увидели друг друга, ты бы уже тогда ощутил в себе желание увидеть меня в этом облике?

Алиса сделала ещё один шаг вперёд.

Представить — вспомнить и рассмотреть — свои прежние ощущения оказалось не легко, а чересчур легко...

— Да.

— Значит, — она вновь облизнула губы, — можно сказать, что уже тогда ты хотел увидеть меня без одежды?

— Да.

Голова его кружилась.

— Скажи это вслух.

— Я... хотел увидеть тебя обнажённой с самого момента нашей встречи. Увидеть твоё нагое тело. Увидеть тебя всю.

Почему он испытывает столь дикое удовольствие, намеренно произнося слова, за которые мисс Сэндерс сразу бы его убила? Возможно, потому что знает: это приятно Алисе.

Или дело не только в этом?

Алиса улыбнулась уже совершенно открыто, торжествующе, подходя ещё ближе. Во взгляде её на миг проскользнуло нечто похожее на то выражение глаз, с которым его высокородные родители иногда смотрели друг на друга.

Ощущение собственничества.

— А чего ты хочешь сейчас?

Она смотрела прямо ему в лицо, глаза в глаза. Его хватило в ответ только лишь на одно слово.

— Прикосновения.

Алиса сделала ещё один маленький шаг вперёд, словно бы в робости колебания, и неожиданно прильнула к груди принца. Уильям неуверенно обнял её, впитывая в себя, запечатлевая в своей памяти каждый миг прикосновения к совершенно нагой девушке. Вдруг он ощутил, как тонкие изящные пальцы Алисы проникают за ремень его брюк и касаются того, что разными людьми вокруг него именовалось срамом, детородным органом, смешным детским словом, взрослым нецензурным словом и даже причудливым латинским термином «penis».

Уильяму уже далеко не первую минуту приходилось ощущать там некоторое значительное напряжение плоти, заставившее его поначалу испытать особенный стыд перед Алисой.

Но прикосновение её пальчиков...

...там, где до того успевали проскальзывать лишь его собственные пальцы...

Его ошпарило краской стыда.

От воспоминаний о том, что он иногда делал, от того, что сейчас делает Алиса — и ещё от того, что она сейчас вновь неотрывно смотрит ему в глаза, порождая тем самым иррациональную догадку, переходящую в уверенность: она знает.

— Ты часто делаешь так? — подтвердила она его догадку.

Сладкий, нежный шёпот в ушах. В голове — воспоминания о сотнях случаях, о которых не знает и не должна никогда узнать гувернантка, сотнях последующих вспышек стыда и попыток хоть как-то перебороть нечестивые желания.

— Э... как? — спросил он.

Алиса чуть приподняла голову и заглянула ему в глаза глубже.

— Не надо фальши. Здесь не место для неправды.

Хотя и не до конца понимая, что за «здесь» она имеет в виду — ведь не о беседке же речь? — он тем не менее внутри себя всей душой и всей плотью понимал, что она права.

Так же, как ощущал всем телом и всей душой прижавшуюся к нему нагую девушку.

И кончики её тонких пальцев.

— Часто, — выдохнул он.

— Тебе это нравится? — сладко шепнула она.

Принц замер с ответом, прислушиваясь к диким, сумасшедшим, совершенно неистовым ощущениям. Мысль о том, что эта девушка, эта невозможная леди сама добровольно проделывает с ним то, что он сотни раз со стыдом проделывал сам с собою исключительно за закрытыми дверьми, сводила его с ума.

— Да.

У Уильяма стало возникать чувство, которое французы называют причудливым словосочетанием «deja vu».

— Скажи это...

— Что?

На миг Уильям испугался, что она вновь заподозрит его в увёртках, меж тем как он действительно не вполне понимал, что именно должен сказать; Алиса, однако, лишь игриво пощекотала кончиком носа его шею.

— Как часто ты делаешь это, — тепло дохнула она. — Что именно делаешь. И насколько тебе это нравится.

Она озорно глянула на него:

— Если нравится.

Пальчики её проворно сгибались и разгибались, словно совершая медленный странный вальс с наклонами и приседаниями. Алиса смотрела на него с полуулыбкой через опущенные ресницы.

Уильям в очередной раз ощутил жуткое подозрение, что под видом прекрасной девушки перед ним явившийся искусить его до самого дна Преисподней демон — но, что казалось ещё более жутким, ему было уже практически всё равно.

— Я почти каждую неделю... почти каждую неделю...

Принц замялся и запылал.

Не сказать же: «тереблю детородный орган» или «дёргаю часть тела, по-латински именуемую penis»? Из памяти всплыло специальное церковное обозначение, пару раз вдолбленное в его голову той же мисс Сэндерс.

— Занимаюсь... рукоблудом. — Едва выговорив это слово, он понял, что прежде застилавший его щёки жар был свежим морским ветерком. Но отступать было поздно.

Пальчики Алисы сжались колечком вокруг пресловутого детородного органа и заскользили вверх и вниз.

— Тебе это нравится? — Каждое слово её было слаще заморского фрукта «апельсин», который Уильяму довелось как-то раз пробовать на королевском бале.

— Очень, — выдохнул он.

— Что нравится? — Темп ласковых движений Алисы ускорился.

— Р-рукоблуд.

К удивлению своему, Уильям обнаружил, что — по всей видимости, благодаря умело отвлекающим действиям пальцев Алисы, — способен выговорить это слово не только без особого заикания, но и практически без стыда.

— Теперь скажи это целиком.

Уильям сказал.

Алиса рассмеялась — звонко, как колокольчик.

— Теперь посмотрим, правильно ли я тебя поняла. Ты каждую неделю занимаешься... рукоблудом. — Она с особым удовольствием повторила использованное Уильямом выражение. — Тебе это нравится. А при первой же встрече с незнакомой леди тебе сразу хочется увидеть её обнажённой. Так?

Уильяму ничего не оставалось, кроме как кивнуть, в глубине души — а есть ли ещё у него душа? — надеясь, что она не заставит его повторять вслух ещё и всё это в целом.

Левой, доселе незанятой рукой Алиса погладила его по голове.

— Бедный.

Она слегка взъерошила его волосы.

— Я ведь обещала тебя не мучать. А что я делаю с тобой? Причём, — тут она лукаво полукуснула-полулизнула его подбородок, — ты меня почему-то не останавливаешь.

Алиса вновь прильнула к нему, потёршись головой о его грудь.

— Больше не буду.

— Помучь...

Он ли сказал это? Или сие само неведомо как слетело с его уст?

Она оторвала голову от его груди, внимательно посмотрев на Уильяма своими мерцающими колдовскими очами, изучая его, рассматривая словно бы впервые.

— Ты точно этого хочешь? Чтобы я продолжала, — Алиса облизнула губы, — тебя развращать?..

— Да.

Нельзя сказать, чтобы это слово далось ему легко. Нельзя сказать, чтобы это слово далось ему трудно.

Так как, кажется, он был здесь вообще ни при чём.

Алиса взмахнула ресницами:

— Ты, наверное, думаешь, что дальше развратить тебя уже просто невозможно. Или, что вернее, о существовании неких незыблемых рубежей, от которых ты никогда не отступишь — так как не можешь отступить. Верно?

Уильям чуть-чуть пожал плечами, не зная что ответить определённо.

Алиса вновь невинно взмахнула ресницами:

— Одним из таких непреодолимых рубежей ты, наверное, как мужчина и рыцарь, считаешь насилие над женщиной. То, чего ты никогда не совершишь и не захочешь; то, что противоречит букве всех рыцарских кодексов и высоких правил. Так?

— Так, — невольно помрачнел Уильям.

Ему вспомнились кое-какие из подслушанных разговоров.

— Насилие над женщиной, — изрёк он, слыша себя самого словно бы издалека и без сомнения частично повторяя чужие слова, — одно из мерзейших преступлений, не оправдываемое ничем, даже если прикрывается словами о беспощадности к врагу. Особенно...

Он недоговорил подразумеваемое: «Особенно такое насилие над женщиной, которое, по всей вероятности, имеешь в виду ты».

Вообще многие из тех клочков дворцовых разговоров, прежде туманных и малопонятных, почему-то теперь вдруг обрели в его голове смысл. Как будто происходящее ныне между ним и Алисой сложило некую китайскую мозаику в его голове.

Теперь многое не было для него абстракцией, хотя всю физическую суть сокровенного он ещё не до конца понимал.

Алиса задумчиво посмотрела ему в глаза.

— У тебя есть в высшем свете какая-нибудь знакомая дама приблизительно твоих лет — или не старше двадцати пяти — которая бы тебе нравилась? Нравилась внешне и внутренне? Производила впечатление милой и симпатичной особы?

Соответствующая описанию персона вспомнилась быстро.

— Есть. — Взгляд принца на миг застлало лёгкой романтической поволокой. — Леди Дженни, она...

— Подожди. — Ласковым движением ладони Алиса заслонила его рот и пресекла зарождающийся было монолог. — Она привлекательна, не так ли? При этом возвышенна и воздушна, так что ни одна мысль ниже седьмого неба не способна её коснуться?

Принц лишь кивнул, удивляясь осведомлённости Алисы.

— Если это не тайна, ответьте, милорд, сколько часов в неделю с Вами занимаются учителя, имея целью привить Вам навык высокого штиля в общении и умения производить наивозвышеннейшее впечатление на собеседника?

Столь резкая смена дистанции в словах Алисы на миг обескуражила принца, но он тут же сообразил, что это ирония.

— Около семнадцати часов, — признался он. — В праздничные периоды — по пять или по шесть.

— Значит, — улыбнулась Алиса, — для любого неподкованного собеседника из высшего света ты также представляешь собою возвышенное и воздушное существо, коего не может коснуться ни одна мысль ниже седьмого неба. При том, что — как это мы уже выяснили — каждую неделю отдаёшься непристойным занятиям и мечтаешь увидеть голой первую же увиденную леди.

Уильям смущённо замолчал. В сказанном Алисой были уже не раз замеченные им натяжки, но он совершенно не хотел и не собирался с ней спорить.

— Насилие, — мурлыкнула Алиса, потёршись виском о его висок. — Оно отвратительно тем, что противоречит воле жертвы, её личным желаниям, её устремлениям. Согласен?

Принц промычал что-то утвердительное.

— А если бы не противоречило?

Уильям изумлённо моргнул. Алиса взглянула на него.

— Произведём мысленный эксперимент. Знаешь, что это такое? — шепнула она. — Это когда человек пытается представить себе нечто маловероятное, но в принципе возможное, и реагировать на это внутри себя так, как если бы оно на самом деле произошло. Например, если я скажу, что в Лондоне в навозной яме нашли бриллиант размером с куриное яйцо — что маловероятно, но всё-таки возможно, — ты попытаешься временно подумать об этом так, как будто это правда.

Алиса прикрыла глаза. После чего, всё так же не открывая глаз, приоткрыла губы и провела кончиком языка по шее Уильяма.

— То, чем ты занимаешься не реже раза в неделю. Знаешь ли ты, что девушки тоже любят этим заниматься? У нас есть свои приёмы, но суть получения удовольствия та же.

Уильям в очередной по счёту раз порозовел. Почему-то на ум пришла непрошеная мысль о том, занимается ли этим Алиса.

— Ты каждую неделю наслаждаешься этим, но для всего мира и высшего света ты — благовоспитанный джентльмен. — Она тихо хихикнула. — Следовательно, у всех могут быть свои тайны и скелеты в шкафу.

Её нежный голос постепенно приобретал плавность и мерность, начинал усыплять.

— Тем, в чём ты так стеснялся признаться, вообще занимаются все. — Она искоса сощурилась на Уильяма. — Или почти все.

Она облизнула губы.

— В том числе и леди Дженни.

Уильям вздрогнул, но более ничего не ответил на это кощунство. То ли потому что не хотел выпускать из объятий Алису. То ли потому что был связан условием стараться временно верить в описываемое Алисой. То ли потому что вновь ощутил пируэт её гибких пальчиков где-то внизу.

— Представь себе, — Алиса прижалась к нему теснее, — что леди Дженни, оставаясь наедине с собою, сбрасывает маску неземного возвышенного существа, старательно созданную ею по заветам её учителей, и проскальзывает рукой под подол собственного платья. О нет, я не говорю, что это так, она может быть воистину чистым возвышенным существом, я просто прошу — представь себе это, как если бы это было так. Ведь это могло бы быть так, хотя бы в одной из возможных философских вселенных?

Тихий шёпот Алисы убаюкивал и горячил кровь одновременно. Чувствуя, что падает ниже ещё на один Круг Преисподней, ощущая нечто среднее между предательством, кощунством и опьянением, Уильям действительно представил себе описанное.

— Подобно тебе, на людях непроницаемому и чопорному, а внутри себя фантазирующему — ведь о чём-то же ты фантазируешь не меньше раза в неделю, верно? — о гадких, гнусных вещах, известная тебе леди Дженни также способна внутри себя порождать такие мысленные образы, которые никогда, никогда не выпустит на белый свет...

Шёпот Алисы на миг смолк.

— Тебе ведь нравилось, что я тебя мучаю. Правда?

Уильям мог лишь молча признать очевидное.

— Значит, от мучений тоже можно получать удовольствие. От мучений неважно какой природы — всё зависит от человека. Возможно даже получать удовольствие от грубого обращения с собой или втайне мечтать об этом, представляя себе это во всех возможных ситуациях или аспектах.

Голос Алисы приобрёл лёгкую мелодичность и напевность.

— Возможно даже мечтать о насилии. Представь себе на миг, как леди Дженни после возвращения с дворцового бала, оставшись одна и убедившись в этом, заперев все окна и двери, смущённо проскальзывает ладонью себе за корсаж. Свободную руку запустив под подол платья, бесстыдным образом ласкает себя, мысленно представляя себя при этом беззащитной жертвой насилия, крестьянкой в захваченном врагами городе. Рывок — и в её воображении одежда на ней разрывается от жестоких рук солдата. Толчок — и её... несчастную крестьянку... ставят лицом к углу и заставляют встать на четвереньки... чтобы... потом... по очереди... насиловать всем батальоном. Леди Дженни выгибается всем телом, из уст её слышен тонкий стон... мысленно она там — где её грубо избили, сорвали с неё всю одежду и использовали как средство удовлетворения животных потребностей солдатчины.

Алиса на некоторое время замолчала.

Уильям вдруг с изумлением обнаружил, что жадно вслушивается в её слова и с нетерпением ждёт продолжения её рассказа. Хотя первым побуждением его было немедленно прервать возмутительные речи Алисы, сумасбродные для всех, кто видел и знал подлинную леди Дженни — хрупкое, ажурное светловолосое создание с чистым ясным взглядом, легко приходящее в смущение и ещё легче в обиду, едва ли способное даже в страшном сне представлять себе такие вещи.

Но...

— Представь себе это. Просто представь. Как леди Дженни каждую неделю или даже каждый день распаляет себя подобными фантазиями. Как иногда — не в силах даже дождаться возвращения домой с бала? — проскальзывает ладонью себе под подол платья прямо в карете. Представляя себя — о, безумные искушения духа? — уже не нищей крестьянкой, а городскою служанкой, служанкою на работе у сверх меры жестокого и сластолюбивого господина, любящего бить её кнутом и заставлять выполнять непристойные вещи. Она представляет себя заплаканной, себя совершенно нагой, вставшей перед извергом-хозяином на колени, в то время как её тиранический сюзерен, — тут интонации Алисы чуть дрогнули, — п-приказывает ей открыть губы и использовать гнуснейшим образом язычок для ублажения его подлой плоти...

Уильяма передёрнуло от обрисованной синеглазой ведьмой картины, в то же время он ощутил дикую вспышку жара в низу живота. Колени его задрожали.

— Иногда, — тут голос Алисы стих, она бросила на принца Уильяма робкий взгляд снизу вверх, словно ловя в его глазах встречный отблеск, — она даже фантазирует о том, как нечто подобное происходит с нею самой — как с леди Дженни. Например, — Алиса облизнула губы, — о том, как в результате дворцового заговора она попадает в чей-то плен или даже о том, как кто-то узнаёт о её нескромных фантазиях — да-да, и такой поворот сюжета тоже, — после чего принимается угрожать ей разоблачением, требуя в обмен на сохранение её тайны стать покорной одалиской для проникшего в тайну. Лаская себя проникшей под подол рукой, она представляет себе, как она — леди Дженни — с гордым видом и стоящими в глазах слезами делает то же самое перед шантажирующим её злодеем, прямо под его неотрывным пристальным взглядом, повинуясь его непристойному требованию...

Шёпот Алисы стал жарким. Она вновь взглянула принцу в глаза.

— Представь себе, Уильям. Что всё это вдруг оказалось правдой и что ты... каким-то образом абсолютно точно узнал об этом. Представь, что ты оказался каким-то образом с ней наедине, так что никто никогда не узнает о произошедшем... оказался с ней наедине, зная, чем она занимается и о чём фантазирует каждый вечер... ты бы сделал это с ней, Уильям? Ты б порвал на ней одежду, развернул лицом к стене, заставил её... совершать непристойности? Зная, что она как сумасшедшая об этом мечтает и что никто никогда не узнает о случившемся?..

Вслушиваясь в заметно участившееся дыхание Уильяма, Алиса тихо рассмеялась.

— Да ты ведь уже фантазируешь об этом, милый. Знаешь ли ты, что это означает?

Уильям моргнул. Алиса с удовольствием объяснила:

— Что глубинная часть тебя, не скованная моральными запретами, просто мечтает изнасиловать леди Дженни. Раз устранение запрета путём предположения, что леди Дженни сама хочет этого, побуждает тебя мечтать о её изнасиловании, значит, где-то глубоко под слоем морали ты хочешь этого и так. Так же, как хотел увидеть меня нагой ещё при первой встрече.

Алиса вновь рассмеялась, с самыми довольными интонациями.

— И ты ведь теперь обязательно будешь фантазировать об этом. Мысленно представлять, что и как сделал бы с бедной леди Дженни, или приписывать ей в фантазиях свои собственные нечестивые мечты.

Уильям закусил губу.

Самым мерзким было то, что эта синеглазая ведьма, эта искусительница из глубин Преисподней в его объятиях была целиком и полностью права.

Страшно представить, но частице его существа, усыплённого, одурманенного Алисой, действительно на миг захотелось, чтобы леди Дженни, светлый ангел, была именно такой.

Вдруг воображению его предстала ясная как день картина — леди Дженни, стоящая в пяти шагах от него, где прежде он имел шанс лицезреть Алису, с театрально-красующимся видом касающаяся кончиками пальцев краёв своего платья и медленным уже известным принцу бесстыжим образом приподнимающая подол.

Он отогнал видение.

Тем временем Алиса безмятежно наблюдала за ним с загадочной полуулыбкой.

— Ты не верил, что способен пасть до подобной глубины. — Почему-то поспешно опустив мохнатые ресницы, она спрятала за ними подозрительно полыхнувшие в глазах искры. — Теперь ты не доверяешь даже самому себе. Ты не знаешь, что о себе самом думать. Ты не знаешь, чего от себя ожидать.

Путешественница по Стране Чудес, каковую принц Уильям мечтал увидеть, с коей втайне мечтал поговорить едва ли не с самых ранних детских лет — мог ли он тогда предвидеть, при каких обстоятельствах и каким образом это произойдёт? — чуть-чуть приподняла голову и вновь заглянула ему в глаза, почти касаясь кончика его носа кончиком своего.

— И виновата в этом я, — сладко шепнула Алиса, прижавшись к нему крепче своим нагим телом. — Никто иная.

Уильям ощутил, что готов взорваться изнутри от переполняющего его странной природы жара.

— Разве я не заслуживаю наказания? — вновь шепнула она, оставив лёгкий влажный осадок от своего дыхания на левом ухе Уильяма. — Как распутница, развратница, будящая странные и... противоестественные желания? Разве я не заслуживаю того, чтобы... самой пасть жертвой разбуженных роковых стремлений... подобных тем, что только что злонамеренно пробудила в направлении ничем не повинной леди Дженни?

Принц ещё только лишь осмыслял эту произнесённую Алисой с лёгким придыханием фразу, тем не менее заранее уже чувствуя внутри себя бешеное сердцебиение и подступающий к горлу комок, а гостья из Страны Чудес меж тем прильнула к нему ещё тесней, чуть сдвинув обхватывающие его поясницу ладони таким образом, чтобы заставить брюки его сползти вниз, а самого принца побудить вновь преисполниться сладким стыдом и волнующими дивными ощущениями.

— Разве я не заслуживаю, — жарко выдохнула она прямо в ухо принцу Уильяму, — чтобы со мной поступили, как с последней мразью, дрянью... не заслуживающей и даже не ведающей ничего иного? Чтобы меня подвергли унижению, как уличную девку, как шалаву, шлюху... свершив насилие над моим телом и моей волей? Намотав на кулак мои длинные волосы и грубо, рывком, оттянув в сторону мою голову... резко развернув меня спиною к себе и, хорошенько огрев, чтобы не артачилась, опустить силой на все четыре кости, заставив оттопырить ягодицы?

Смежив веки и прижав губы вплотную к уху слегка дрожащего в полуознобе и также прикрывшего глаза Уильяма, Алиса шепнула ему ещё несколько фраз — фраз, от которых жар, переполняющий его изнутри, уподобился солнечному, а составлявшаяся внутри него китайская мозаика запретных взрослых знаний наконец дополнилась парой последних недостающих деталей.

Застонав в глубине себя, Уильям приобнял наконец в ответ льнущую к нему девушку, претерпевая безумные, совершенно безумные ощущения от прикосновения собственных пальцев к нагой юной женской плоти.

Проведя ладонью вверх по её ничем не прикрытой талии — Алиса при этом широко открыла свои глубокие как два озера глаза — он довёл ладонь до той части изящного стана путешественницы по Стране Чудес, где кончики её длинных волос уже соприкасались с кончиками его пальцев.

Алиса пристально смотрела на Уильяма. Глаза её почему-то блестели уже подобно двум звёздам.

Не веря собственным чувствам, Уильям запустил пальцы глубже в каштановые волосы гостьи из Страны Чудес. Видя всё то же безмятежное сияние в глубине её голубых глаз, чуть сжал пальцы.

Потянул.

Вновь полуприкрыв глаза, Алиса чуть дёрнула головой со слегка поджатыми губками и немного капризным видом — как бы сопротивляясь.

Обозначив слабый протест.

«Представь, что ты оказался каким-то образом с ней наедине, так что никто никогда не узнает о произошедшем... оказался с ней наедине, зная, чем она занимается и о чём фантазирует каждый вечер... ты бы сделал это с ней, Уильям?»

Принц ощутил, как его рука дёргается из стороны в сторону, совершая наматывающие движения.

«Ты б порвал на ней одежду, развернул лицом к стене, заставил её... совершать непристойности? Зная, что она как сумасшедшая об этом мечтает и что никто никогда не узнает о случившемся?..»

Нежный шёпот Алисы звучал в его ушах, порождая множественное эхо между стенками черепа и заставляя представать умственному взору странные образы.

— Кругом.

Принц не сразу узнал звучание собственного голоса.

Алиса протестующе мотнула головкой, вновь поджав губы. Напрасно, чрезвычайно напрасно она это сделала — в следующее мгновение прекрасные её волосы были схвачены и дёрнуты с такой силой, что полуприкрытые глаза её в ту же секунду недоумённо распахнулись и в них стояли слёзы пополам с некоторой будто бы даже обидой.

Схватив Алису за нагие плечи и силой заставив развернуться, Уильям произвёл подсечку — или подножку, хотя, учитывая цели этого приёма в данном случае, назвать подсечкой его тут было бы гораздо более уместным.

Пошатнувшись от боли в ушибленной при этом щиколотке, Алиса полусогнула колени.

— Non, monsieur...

Неясно почему, но эта французская фраза, произнесённая не то умоляющим, не то жеманным тоном, звучащая издевательством в устах чистокровной англичанки, взбеленила Уильяма едва ли не сильней, чем всё сказанное и сделанное синеглазой ведьмой ранее. Вцепившись крепче в белые и казавшиеся ещё недавно такими невинными плечи, распалённый принц прижал к себе уже почти не сопротивляющуюся девчонку, ощущая касание её нежных ягодиц, уже даже и не осознавая толком, что повинуется почти во всём пятью минутами ранее слетевшему с её уст жаркому шёпоту.

— Non!..

Полувыдох-полустон этот вылетел из её лёгких...

...едва ли не одновременно с тем, как Уильям проник в неё.

Грубо, бесцеремонно — и притом неумело, с трудом нашаривая своим детородным органом дорожку меж багряных лабиринтов насыщенной кровью кожи.

Следуя в основном лишь велению плоти — а также тем словам Алисы, что были ею изречены сладким шёпотом на ухо принцу Уильяму в те мгновенья, когда она ещё лишь только склоняла его к тому, что неминуемо должно было произойти.

— S'il vous plait, non!.. — вопреки своей же собственной мольбе, а может статься, просто от боли, Алиса раздвинула ягодицы.

Воспользовавшись этим, чтобы проникнуть в неё ещё глубже, Уильям сжал пальцы, ощущая, что вцепляется ногтями в её нежные плечи уже буквально до крови.

Вместо вероятной оторопи и отвращения принц ощутил ещё более пламенную вспышку распирающего его изнутри жара — и, вытянувшись вперёд, неожиданно даже для себя впился зубами в ухо синеглазой ведьмы.

От боли невольно дёрнувшись, Алиса выгнулась всем телом и приглушенно застонала...

...стон этот почти слился с собственным стоном Уильяма, ощущающего, как что-то навсегда покидает его плоть, чтобы перетечь в плоть иную.

Обессиленно упав сверху на нагую расцарапанную девушку, он вдавил её в траву и одновременно чуть сдавил собственными бёдрами на манер наездника — мгновением позже, впрочем, утеряв величественную осанку и повалившись окончательно на свою жертву, уткнувшись носом прямо в её пахнущие ландышем каштановые волосы.

И смежил веки.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

— Как Вам не стыдно, — укоризненно покачала головой Алиса. Розовое нескромное платье вновь облачало её великолепную фигуру, открывая взорам непревзойдённые ноги до коленей. — Возжелать узреть незнакомую леди в освобождённом от одежд виде на первой же встрече — и грубо, подобно похотливому зверю, накинуться на неё, силой вынудив расстаться с девичьей честью, на второй. Что об этом сказала бы Ваша гувернантка, мисс Сэндерс?

Щёки Уильяма заалели, уже не впервые за последние минуты. Он неловко переступил с ноги на ногу, совершенно не представляя что ему думать и что говорить.

— Я... ещё увижу Вас?

Алиса лукаво улыбнулась.

— Что я слышу? Неужто Ваше Высочество не только не жалеет об имевшем место падении, но и жаждет его повторить?

Уильям заалел ещё гуще. Прежде, чем он успел вымолвить хоть что-то в свою защиту, Алиса прикрыла ладошкой его рот.

— Всё может быть. Или не быть. Страна Чудес пересекается с обыденным миром в разных местах, странах и временах. Благодаря этому она вбирает в себя обычаи бесчисленного множества краёв, от могущих показаться закрепощёнными до кажущихся бесстыдными. Тот самый сказочник, будучи математиком, говорил что-то о разных линиях, пересекающихся и параллельных, но я ничего не поняла.

Уильям нахмурил лоб.

— Вы хотите сказать, что чаще путешествуете по Стране Чудес, чем по обыденному миру?

Алиса негромко хихикнула.

— Да ну Вас, принц. Какой Вы зануда!

Она швырнула в него пригоршнею песка. Уильям сделал шаг в сторону, спасая дорогостоящий костюм от грязи.

— Хотите, я загляну к леди Дженни? Чуть позже, или, — она таинственно понизила голос, — чуть раньше нашей с Вами нынешней встречи?

— Зачем? — Принц невольно опять заалел, не вполне понимая смысл и подлинную суть сказанного Алисой.

«Страна Чудес пересекается с обыденным миром в разных местах, странах и временах...» — прозвучало эхом в его разуме.

Алиса облизнула губы.

— Как Вы могли заметить, у меня неплохо получается, — последнее слово она почти выдохнула, — развращать.

Уильям молча сглотнул комок в горле, в глубине души будучи вынужденным признать правоту собеседницы.

— Если хотите, — она чуть подчеркнула второе слово, — то, к моменту Вашей последующей встречи с леди Дженни, равно как и всех предыдущих, она взаправду будет лелеять в сердце своём те фантазии о нелицепристойных вещах, что являлись предметом нашего обсуждения около часа назад.

Она звонко рассмеялась, глядя на обескураженный лик принца.

— Шучу.

И тут же оборвала смех.

— Хотя, — она сделала шаг вперёд, глядя пристально в глаза Уильяма, — если Вы и вправду хотите...

— Ну нет, — вырвалось у принца.

— Точно? — шепнула Алиса.

Она стояла близко-близко и глаза её вновь были подобны двум бездонным голубым озёрам. Вдруг, когда Уильям уже почти готов был изменить сказанному, она сделала шаг назад и снова с удовольствием рассмеялась.

— Нет, ну как же сильно Вам хочется содрать с леди Дженни одежду и покуражиться над бедной девушкой, да ещё и с её собственного произволения. Интересно, все романтики таковы?

Уильям набрал в грудь воздуха, чтобы что-то ответить, но Алиса тем временем успела вновь сделать шаг навстречу и прижаться губами к его губам.

— Не пропадайте, принц, — произнесла она, чуть отстранившись и прижав взамен к его губам свой тонкий палец. — Прошу Вас.

Сделав шаг назад, ещё шаг, ещё один шаг, не сводя с него глаз, она словно бы подёрнулась пеленой вездесущего всепроникающего альбионского тумана.

Ещё несколько шагов — и стало неразличимым её лицо, чуть побледнев, уподобившись очертаниям нарисованной героини со страниц детской книжки.

Уильям сморгнул.

— Леди Алиса?..

Её не было.

Была ли она вообще? Была ли реальностью, видением, фэйри или феей из диковинной сказочной страны, явившейся в наш мир с целенаправленным намерением искусить принца? Страна Чудес — не то ли это же самое, что и Эльфийский Бугор, где тоже, по слухам, происходят странные вещи со временем?

Ему показалось, что он слышит где-то отдалённый смех.